“Да и автомобиля у меня не будет. — думает Кэри. — Куплю себе мотоцикл. И не какой-то там японский. Большой старый “харлей-дэвидсон”. Вроде того, что стоит у мистера Маринвилла в гараже. Из американской стали”.
Кэри смотрит в зеркало заднего обзора и замечает что-то ярко-красное на Медвежьей улице, за домом Джозефсона, похоже, фургон, припаркованный на юго-западном углу перекрестка. Затем Кэри вновь пересекает улицу и на сей раз оказывается перед домом номер 247, где живет Одри Уайлер.
Из всех домов улицы, в которых живут (а пустует только дом старика Хобарта, номер 242), этот единственный неухоженный. Маленький коттедж, который давно следовало бы покрасить. Не мешало бы и добавить гравия на подъездную дорожку. Над газоном вертится поливальная распылительная головка, но трава тем не менее местами пожелтела и пожухла, такого нет ни на одной другой лужайке, даже перед домом Хобарта.
Она не знает, что одного полива недостаточно, думает Кэри, сунув руку в мешок за очередным свернутым в трубочку “Покупателем”. Ее муж знал наверняка, но…
Тут до него доходит, что миссис Уайлер (Кэри полагает, что, обращаясь к вдовам, надо все равно говорить “миссис”) стоит за сетчатой дверью , и, хотя он видит только ее силуэт, ему становится как-то не по себе. На мгновение Кэри застывает на педалях, а когда бросает газету, его прицел сбивается. В результате “Покупатель” приземляется не на крыльцо, а на куст, растущий рядом. Кэри ругает себя последними словами, он напоминает себе разносчика газет из глупой кинокомедии, где какой-нибудь “Дейли Багль” забрасывается на крышу или в самую середину розового куста. В другой день (и в другом доме) он мог бы слезть с велосипеда, вернуться, достать газету, положить ее на крыльцо, а может быть, с улыбкой отдать даме в руки. Но не сегодня. И не здесь. Что-то ему во всем этом определенно не нравится. Что-то в ее позе: она стоит понурившись, руки болтаются как плети. Похоже на игрушку, в которой села батарейка. А может, дело не в этом. Кэри не может разглядеть ее, мешает сетка, но ему кажется, что миссис Уайлер до пояса голая и стоит в прихожей в одних лишь шортах. Стоит и смотрит на него.
Если так, то сексуального в этом ничего нет. Только мурашки бегут по коже.
И этот мальчишка, что живет с ней, ее племянник, от него тоже мурашки бегут по коже. Сет Гарланд или Гарин, что-то в этом роде. Он никогда ничего не говорит, даже если ты обращаешься к нему: “Эй, как поживаешь? Тебе тут нравится? Как по-твоему, “Индейцы” опять выиграют?” — лишь смотрит на тебя глазами цвета тины. Смотрит так, как сегодня смотрит на него, Кэри это чувствует, миссис Уайлер. “Заходи ко мне в гостиную”, — сказал паук мухе. Вот такой у нее сейчас взгляд. Ее муж умер в прошлом году (как раз в то время, когда у Хобартов случилась беда и они переехали), и людская молва утверждает, что причина — не несчастный случай. Люди говорят, что Херб Уайлер (он коллекционировал марки и однажды подарил Кэри старое пневматическое ружье) покончил с собой.
Большущие мурашки еще бегут у него по коже, когда Кэри, в очередной раз взглянув в зеркало заднего обзора, пересекает улицу. Красный фургон все так же стоит на углу Медвежьей и Тополиной улиц (какой он нарядный, думает Кэри). Кэри видит, что по мостовой движется автомобиль, синяя “акура”, которую он узнает сразу. Это мистер Джексон, еще один учитель, живущий в этом квартале. Только преподает он в университете Огайо. Джексоны живут в доме номер 244, повыше дома старого Хобарта. У них самый красивый дом с просторными комнатами. Участок по склону холма огорожен зеленой изгородью, а от старика ветеринара его отделяет высокий забор из штакетника.
— Привет, Кэри! — Питер Джексон тормозит рядом с подростком. На нем вылинявшие джинсы и футболка с большой улыбающейся желтой рожицей на груди. “ДОБРОГО ВАМ ДНЯ!” — говорит мистер Лыба-Улыба. — Как дела, плохиш?
— Отлично, мистер Джексон, — улыбается Кэри. А сам в это время думает: “Только мне кажется, что миссис Уайлер стоит в прихожей по пояс голая”. — Все в лучшем виде.
— Ты уже начал играть?
— Участвовал в двух матчах. Думаю, дальше дело пойдет лучше. Вчера выходил на поле в двух периодах . Хотелось бы отыграть пару и сегодня вечером. Это все, на что я могу надеяться. Но для Френки Альбертини это последний год в Легионе. — Он протягивает Питеру газету.
— Понятно. — Питер берет газету. — Ив следующем сезоне взойдет звезда месье Кэри Риптона. Юноша смеется, эта идея ему очень нравится.
— В этом году вы опять преподаете в летней школе?
— Да. Две дисциплины. “Исторические хроники Шекспира” и “Джеймс Дики и новая южная готика”. Какая-нибудь показалась тебе интересной?
— Думаю, я пропущу обе. Питер кивает.
— Пропусти, и тебе не придется ходить в воскресную школу, плохиш. — Он тычет пальцем в улыбающуюся рожицу. — С июня этого года преподавателям сделали послабление в вопросах одежды, но летняя школа — это камень на шее. По большому счету ничего не изменилось. — Питер бросает газету “Покупатель” на сиденье и переводит ручку переключения скоростей с нейтральной на первую. — Как бы тебе не получить солнечный удар. Развозить в такую жару газеты — удовольствие ниже среднего.
— Не получу. К тому же скоро, видимо, пойдет дождь. Вроде бы уже погромыхивает.
— Как говорится… Берегись!
Что-то большое и шерстистое пролетает мимо, преследуя красный диск. Кэри отклоняется к автомобилю мистера Джексона, но все-таки Ганнибал, большая немецкая овчарка, задевает его хвостом, спеша за фризби .
— Вот кого надо предупреждать о тепловом ударе, — говорит Кэри.